Работа над этой историей для меня началась неожиданно. Гуляя среди книжных развалов на городской барахолке, я обратил внимание на красочное, иллюстрированное издание «Кама сутры». Для людей моего поколения эта книга была недоступной. До нас доходили только выцветшие листочки самиздата, хранящие следы нехитрого студенческого стола и мятой односпальной кровати. Боже мой! Какая своевременная вещь оказалась тогда под рукой. То о чём все умалчивали или говорили, но шёпотом и коряво, доносилось до нас эхом философии сказочной Индии. Вот оно – искусство любить! И любили, и семейные гнёзда вили…
Буря нахлынувших воспоминаний заставила меня открыть книгу и испытать потрясение от вновь увиденного. Прекрасные иллюстрации игры любви, выполненные старинными мастерами, погружали зрителя в чарующий мир восточной сказки. Перелистывая страницы, я поймал себя на мысли, что не испытываю стыда и не ощущаю пошлости от сцен, разыгравшихся между любовниками. Мир людей с этих миниатюр не ограничивался гимнастикой совокупления, а, наоборот, раскрывался веером мелких деталей: брошенной рядом саблей, уроненным на ковёр платком, горящей свечой в светильнике…
Стало интересно, когда были созданы эти маленькие шедевры и каким был мир изображенных героев. Так я соприкоснулся с цивилизацией Великих Моголов и незаметно для себя утонул в её глубинах…
Моголы? Монголы!? Откуда они. Вообще-то есть такой народ – моголы. Он и сейчас проживает на севере Афганистана и Индии. Правда численность его невелика – всего-то тысяч двадцать. А когда-то их предки, ведомые Чингисханом и Тимуром, завоёвывали страну за страной и строили огромные империи. Конечно, в пёстром составе завоевателей, моголы не были самой многочисленной группой, но воинская доблесть и отвага их вождей подчинила народы Средней Азии и Афганистана и увлекла этот бурлящий поток в сказочную Индию.
Правда, для могольского правителя Ферганы (нынешний Узбекистан) – Бабура, начиналось всё не так оптимистично. Ему пришлось оставить свои владения под напором чингизидско-тюркского феодала Шейбани и перекочевать в соседний Афганистан. Оставшиеся без крова воины 21 летнего Бабура, понимали, что им терять нечего, поэтому они были стремительны и беспощадны. Установив власть в Кабуле, Бабур собрал большую армию из нищих афганских племён и обрушился на Индию. Неожиданно для всех индийские султаны и раджи, обладая всеми ресурсами для успешной обороны от непрошенных гостей, потерпели позорное поражение и сдались на милость победителя. Так возникло новое государство – Могольская империя, просуществовавшее вплоть до колониального захвата Индостана Англией.
Великие Моголы в Индии всегда представляли собой пришлую династию тюркско и ирано-язычных правителей в огромном море местных индийских этносов и верований.
Однако со временем, пришлый тюркско-ирано-мусульманский элемент, стал составной частью Индии. Само существование государства Великих Моголов на индийском пространстве, изменило Индию, хотя современные индийские авторы предпочитают говорить о том, что эта Индия изменила всех завоевателей.
Не буду спорить и пытаться доказывать правоту одной из сторон. История всё рассудила. Мы не можем представить Индию без Агры, Дели и других памятников оставленных временем моголов и в то же время, каждый храм и дворец, созданный волей потомков Бабура, несёт печать искусства традиционной архаичной индийской поликультуры.
Мир искусства Великих Моголов ХVII века вдохновил французского востоковеда Антуана Галлана на литературную обработку арабских, индийских и персидских сказок и издание «Рассказов из тысячи ночей». В исламском мире «Тысяча и одна ночь» долго не считалась высокохудожественным литературным произведением, потому как у ее рассказов не было ярко выраженного научного или морального подтекста.
Только после того, как эти сказки стали популярны в Европе, их полюбили и на Востоке. В настоящее время нобелевский институт в Осло причисляет «Тысячу и одну ночь» к сотне самых значительных произведений мировой литературы.
Когда мы знакомимся с этими удивительными историями, то представляем, что события, о которых идёт речь, разворачиваются на Ближнем Востоке, но более внимательное прочтение адресует нас в Самарканд, Бухару, Агру… Надо же! Сказки по большей части не арабские, а персидские, индийские… (наверно даже могольские). Ни Синдбад-мореход, ни Али-баба, ни Алладин не похожи на типажи из ортодоксальных мусульманских общин Турции, Египта и Аравии. Они более свободные и грешные, открытые для окружающего мира… Могли ли жить такие люди среди предков добровольцев из ИГИЛ? Не люблю односложных ответов. Лучше расскажу историю о людях, которые, на мой взгляд, вполне могли быть сказочными персонажами.
Опять вернёмся в эпоху Великих Моголов, в славный град Агру, в котором в начале ХVII века правили потомки грозного Бабура. Там 24 октября 1605 года взошёл на трон император Джахангир — «повелитель мира».
Историки консервативного толка часто отзываются о нем пренебрежительно, называя его беспутным гулякой, человеком безвольным и большим любителем женщин. Однако на самом деле это одна из наиболее привлекательных личностей среди Великих Моголов — и наиболее талантливых. Ни один из членов этой династии не кажется столь живым нашему современнику. На это есть две особые причины, и обе они напрямую связаны с талантами и деятельностью самого Джахангира. Во-первых, он оставил дневник, настолько же непосредственный и живой, как автобиография его великого прадеда Бабура, а во-вторых, это под его прямым руководством придворные художники достигли несравненных высот, особенно в искусстве портрета, благодаря чему облик самого императора предстает перед нами в широком диапазоне тонко выполненных реалистичных и характерных изображений.
Джахангир - писатель прослыл эстетом, желающим разъяснить, проанализировать и воспроизвести то, что он видел. Он мог наблюдать спаривание журавлей в неволе и заботиться о выведении их потомства, изучать упавший метеорит, препарировать животных, кольцевать рыб. Настоящий дилетант эпохи позднего Ренессанса (тогда это слово употреблялось в положительном смысле).
При всех нецарских увлечениях Джахангир не давал спуску подданным. Наказывал тех, кто выходил из подчинения, при этом не пожалел даже собственного сына Хосрова, ослеплённого за участие в мятеже. Правда иногда чудил, отправив слугу, разбившего фарфоровую чашку, за другой такой же в Китай.
В жизни императора случилась большая любовь. Он влюбился в жену своего придворного (перса по национальности) - Мехрунису. Любовь так мучала монарха, что он отправил супругов с глаз долой в пограничную провинцию, но его страдания не утихали и верные слуги спровадили мужа, мешающего счастью государя, в мир иной.
Вдову вернули в столицу и стали думать, как представить её Джахангиру. Повод нашёлся. Ежегодным событием при дворе, был некий фантасмагорический базар, во время которого женщины, в их числе и жены людей знатных, стояли за прилавками, такими же, как на настоящем базаре. Император переходил от одной женщины к другой как покупатель, и эта необычная ситуация позволяла обеим сторонам радоваться игре в куплю-продажу, шумно торговаться, как рыночные торговки рыбой, и тайком, что тоже было запретным плодом в условиях гаремного бытия, заниматься флиртом. При таких вот подходящих обстоятельствах Джахангир и познакомился с Мехрунисой в марте 1611 года, через четыре года после ее приезда ко двору. (говорят, что Мехруниса всё это время отвергала домогательства императора.) Через два месяца, в конце мая, Джахангир женился на ней и назвал ее Нур Джахан, то есть Свет Мира. Она была женщиной энергичной и очень одаренной. Писала прекрасные стихи; создавала рисунки для тканей и фасоны одежды, орнаменты и даже ковры в своем собственном стиле, который долго был в моде; была страстной охотницей и стреляла в тигров из закрытой беседки на спине слона — однажды ей понадобилось всего шесть пуль, чтобы убить четырех тигров. Пользовалась репутацией необыкновенной красавицы; в индийских альбомах последующего столетия полным-полно ее портретов, разумеется, обобщенных, ибо ни одному художнику не дозволено было созерцать супругу императора.
Любовь Джахангира к Нур Джахан была настолько велика, что вскоре она и её семья стали самыми влиятельными людьми в государстве. Племянница Нур Джахан вышла замуж за сына императора - Шах Джахана и вошла в историю под именем Мумтаз Махал (буквально в переводе означает «Украшение дворца»). Эта сладкая парочка долго находилась в тени венценосных супругов, но их отношения друг к другу стали образцом возвышенной любви.
Хрупкая на вид Мумтаз Махал на деле оказалась очень выносливой и терпеливой. Шах-Джахан подвергался преследованиям со стороны отца, правящего падишаха Джахангира. Семь лет чете наследника престола пришлось скитаться по стране, так как падишах не хотел передавать свой трон Шах Джахану и пытался уничтожить его. Сложно сказать, почему Джахангир преследовал сына. Скорее всего его пугал опыт истории, учивший тому, что молодость побеждает старость.
Когда же смерть настигла Джахангира, наследный принц появился во дворце и сумел захватить трон. Несмотря на настойчивые просьбы Мумтаз пощадить братьев и племянников, Шах Джахан жестоко расправился с ними, уничтожив всех возможных претендентов на престол. Так он отомстил за годы изгнания и преследований, за жестокие схватки, каждая из которых могла закончиться гибелью принца, его жены и детей.
По законам ислама Шах Джахан должен был прятать жену от посторонних. Так поступали все мусульмане. Этому способствовало отсутствие окон на женской половине дома. Женщины могли лишь выходить в закрытый двор или смотреть на мир через зарешеченные подобия окон, созданные восточными мастерами. Через просветы узоров женщины могли наблюдать за происходящим снаружи дворца, оставаясь при этом незамеченными. Их не было видно, но их было слышно. Женщины Агры вникали в суть государственных проблем и нередко обращались с просьбами, от которых падишах не мог отмахнуться. Положение Мумтаз Махал было исключительным даже на этом фоне общественной жизни.
Шах Джахан безгранично доверял жене, он даже назначил ее хранительницей главной государственной печати. Он советовался с Мумтаз при решении всех важных вопросов. А если Мумтаз Махал по какой-то причине не могла присутствовать на торжественной церемонии или встрече иностранных послов, то их переносили на другое время.
Мнение мудрой Мумтаз воспринималось как бесспорная истина, так как она могла объективно оценить политическую обстановку, просчитать все возможные последствия и обстоятельства принимаемого решения. Шах Джахан преклонялся перед прозорливостью жены.
Все сокровища мира он готов был положить к ногам любимой. Шах Джахан был любителем всего роскошного и грандиозного, поэтому, не будучи удовлетворённым скромным троном своих предшественников, приказал создать знаменитый «Павлиний трон», выполненный из чистого золота и множества драгоценных камней.
Его эстетические представления не ограничивались какой-то одной отраслью искусства, но требовали единого дизайна и стиля для всей среды обитания императора и его близких. Шах Джахан содержал мастерские, известные как «кархане». О них сообщает французский путешественник Франсуа Бернье: «Во многих местах существовали большие залы, называемые кархане, то есть мастерские для ремесленников. В одном, например, можно было видеть с усердием работающих вышивальщиков, которыми руководил старший мастер. В другом ювелиров, в третьем художников… каждое утро приходили они в свою кархане, где трудились весь день…»
Подобно своему отцу Шах Джахан проявлял интерес к книжной иллюстрации. В первый год своего правления он заказал иллюстрированные копии книг классика персидской поэзии Саади — «Бустан» («Плодовый сад». Британская библиотека, Лондон) и «Гулистан» («Розовый сад», Библиотека Честер Битти, Дублин). Обе рукописи такого же небольшого формата, как «Гулистан», выполненный для Джахангира; размеры миниатюр ограничены в них горизонтальной рамкой в центре страницы, широкие поля расписаны рисунками, отделанными золотом.
Многие из самых лучших работ его миниатюристов собраны в «Падишахнаме» («История императора») — жизнеописании Шах Джахана в трех томах, из которых сохранился только один (1657-8; Королевская библиотека, Виндзор). Этот единственный том написан рукой каллиграфа Мухаммада Амин Мешхеди и содержит 44 миниатюры, иллюстрирующие первое десятилетие правления Шах Джахана. Как в тексте, так и в иллюстрациях, основное внимание уделяется дарбарам (императорским приёмам), сражениям и важным государственным событиям. В них много профильных портретов Шах Джахана и его придворных. Технически это совершенные произведения, в которых интуитивно усвоены приёмы европейской перспективы и изображения ландшафта.
Вероятно, в это же время в мастерских художников миниатюристов рождаются иллюстрации Кама-сутры. Великая книга о философии любви до этого никогда не иллюстрировалась. Индуистские храмы, наполненные изображениями сладострастия, не являются творчеством по мотивам Кама-сутры. Они возникли раньше и сюжеты скульптуры посвящены свадьбе Бога Шивы и его супруги Богини Парвати. Знаменитый трактат Кама-сутра был создан именно по сценам божественной свадьбы.
Целые века Кама-сутру читали, но не осмеливались её изображать. И вот в 17 веке всё сошлось: падишахи поддались приливу чувств и позволили себе любить, их покорное окружение возвело любовь в добродетель, а люди искусства получили возможность увековечить её в шедеврах, среди которых миниатюры Кама-сутры.
Каждый построенный дворец, каждую возведённую мечеть он посвящал любимой жене и радовался, когда она с восторгом принимала очередной подарок. Он жалел ее теплое и нежное тело, когда его разрывала боль родовых мук. Шах Джахан был горд своими детьми. Четырнадцать раз Мумтаз рожала ему детей. Девять из них выжили и выросли до зрелого возраста.
Горе свалилось на падишаха внезапно. Это случилось в Бурханпуре, где Шах Джахан повелел разбить походные шатры. Ранним утром, Мумтаз (она только, что родила дочь) предложила мужу сыграть в шахматы, но внезапно почувствовала недомогание. Шах Джахана всегда сопровождали в походах лучшие придворные медики, но они оказались бессильны, их лечение не принесло женщине никакого облегчения.
Согласно легенде, когда Мумтаз поняла, что умирает, она обратилась к мужу и попросила его построить для нее красивый мавзолей и не искать другую жену. Шах Джахан поклялся исполнить просьбу любимой жены. Мумтаз Махал умерла. Ее похоронили в Бурханпуре, а затем, шесть месяцев спустя, гроб был перенесен в Агру и захоронен в парке, на берегу Джамны.
Восемнадцать лет счастья подарила она Шах Джахану, столько же времени ушло у него, чтобы построить усыпальницу для любимой, достойную ее красоты. Он мечтал возвести на другом берегу Джамны мавзолей для себя из черного мрамора, точную копию Тадж-Махала.
Падишах представлял, как вознесется к небу черный дворец, как осенние воды Джамны будут касаться нижних ступеней белого и черного мавзолеев, как кружевная арка черно-белого моста соединит их навечно.
Уже начинались подготовительные работы, закладывался фундамент и сооружались свайные укрепления на отлогом берегу Джамны... Это место впоследствии стало называться Мехтаб Дагх – Лунный (Фантастический) Сад. Однако этой, не лишенной изящества и вместе с тем размаха, идее не было суждено воплотиться в жизнь по той причине, что казна уже была опустошена предыдущим строительством, а бесконечные войны мешали накопить силы и средства. Черный мавзолей так и не был построен.
Зато череда чёрных дней сопровождала падишаха до самой его смерти. Утратив интерес к политической жизни Шах Джахан решил делегировать полномочия правителей четырём сыновьям. Он любил своих детей, но не смог привить им чувство любви и уважения друг к другу. Оставшийся на троне, но фактически лишённый реальной власти отец, подобно королю Лиру, вынужден был наблюдать картину братоубийственной войны и гибели детей.
В 1657 г. Шах Джахан тяжело заболел. Этим обстоятельством воспользовался его сын Аурангзеб. Он арестовал отца и заключил его, еще не окрепшего после недуга, в Агру, в Красный Форт, под домашний арест. Аурангзеб захватил престол и девять лет продержал отца взаперти.
Самоуправство Аурангзеба вызвало возмущение у братьев, но каждый из них хотел завершить борьбу в свою пользу. Жестокий политик и талантливый полководец Аурангзеб по одиночке расправился с братьями и остался в гордом одиночестве на павлиньем троне отца.
Тяжело было Шах Джахану смириться с жестокостью сына. Единственным утешением для него было то, что он из своих покоев мог видеть Тадж-Махал. Он писал прошения к сыну, где униженно умолял его похоронить рядом с Мумтаз.
Перед смертью Шах Джахан сильно ослаб и не мог подходить к окну, чтобы созерцать последний приют возлюбленной. Он умер, глядя на отражение мавзолея в крошечном вогнутом зеркальце, вмурованном в стену. Аурангзеб выполнил его просьбу, похоронив рядом с Мумтаз-Махал.
Спустя долгие годы, возлюбленные снова были вместе. На их надгробиях всегда живые цветы. Это дань памяти и восхищения историей вечно живой Любви.
Для Шаха Джахана и Мумтаз-Махал тогдашний мир казался непреодолимо большим, но герои 17 века не подозревали, как они, порой, были близки по духу своим современникам.
Образец Любви, подобный чувствам правителей Агры, вряд ли был возможен в Европе, зато в России царь Алексей Михайлович вполне мог себе позволить быть рыцарем – мужем и любящим отцом.
Он не построил Тадж Махал в память об умершей Марии Милославской, но атмосфера любви в царском тереме стала эталоном отношений между мужчиной и женщиной не только для современников, но и для потомков. После смерти царицы вдовец долго не решался вести под венец новую жену.
В этот момент у него случился роман на стороне с Ириной Михайловной Мусиной-Пушкиной, урождённой Еропкиной. Близкие отношения между царём и Еропкиной существовали непродолжительное время, но вскоре она родила сына Ивана. Грех прелюбодеянии так потряс царя, что он раскаялся и выслал семью стольника Алексея Мусина-Пушкина в Ростов. Обиженная Ирина не удержалась и шепнула кой-кому о причинах опалы.
Слух о царском происхождении Ивана Мусина-Пушкина стал потихоньку распространяться. Озабоченный этим, царь поручил ближнему боярину А. Матвееву заставить замолчать Ирину Мусину-Пушкину и ее болтливую родню. К тому же у Артамона Сергеевича была личная заинтересованность поддерживать тишину и спокойствие вокруг семейной жизни Алексея Михайловича: его воспитанница к тому времени стала второй супругой царя, и уже подрастал царевич Петр.
Вероятно, грех отца вызвал у Петра Великого сочувствие и понимание в отношении незаконнорожденного брата. Он вернул Мусиных- Пушкиных из опалы и помог Ивану сделать блестящую карьеру.
Заслуги Ивана Алексеевича на государственном поприще были столь значительны, что Петр возвел его в 1710 г. в графы (третьим по счету в России), а при учреждении Сената в 1711 г. назначил сенатором. «…Император Петр называл Мусина-Пушкина «братцем» и оказывал ему всяческое расположение. …» (князь П. В. Долгоруков – знаменитый историк и генеалог ХІХ века).